Том 3. Менестрель. Поэмы - Страница 8
8
Измены нет. Сама любовь — измена;
Когда одна любовь бежит из плена,
Другая — в плен. Пусть водоплещет Сэна
Аплодисментно на мои слова;
Измены нет: любовь всегда права,
И этим чувством грудь моя жива.
Секстина XV
О, похоть, похоть! ты — как нетопырь
Дитя-урод зловонного болота,
Костер, который осветил пустырь,
Сусальная беззлатка — позолота
Ты тяжела, как сто пудовых гирь,
Нет у тебя, ползучая, полета.
И разве можно требовать полета
От мыши, что зовется нетопырь,
И разве ждать ажурности от гирь,
И разве аромат вдыхать болота,
И разве есть в хлопушке позолота,
И разве тени может дать пустырь?
Бесплоден, бестенист и наг пустырь —
Аэродром машинного полета.
На нем жалка и солнца позолота.
Излюбовал его лишь нетопырь,
Как злой намек на тленное болото
На пустыре, и крылья с грузом гирь.
О, похоть, похоть с ожерельем гирь,
В тебе безглазый нравственный пустырь.
Ты вся полна миазмами болота,
Поврага страсти, дрожи и полета,
Но ты летишь на свет, как нетопырь,
И ведая, как слепит позолота.
Летучей мыши — света позолота
Опасна, как крылу — вес тяжких гирь,
Как овощам — заброшенный пустырь.
Не впейся мне в лицо, о нетопырь,
Как избежать мне твоего «полета»,
О, серый призрак хлипкого болота?
Кто любит море, тот бежит болота.
Страсть любящему — плоти позолота
Не золота. Нет в похоти полета.
Кто любит сад, тому постыл пустырь.
Мне паутинка драгоценней гирь
И соловей милей, чем нетопырь.
Рисунок
В приморском парке над рекою есть сосна,
Своею формою похожая на лиру,
И на оранжевом закате в октябре
Приходит девушка туда ежевечерно.
Со лба спускаются на груди две косы,
Глаза безумствуют весело-голубые,
Веснушки радостно порхают по лицу,
И губы, узкие и длинные, надменны…
В нее, я знаю, вся деревня влюблена
(Я разумею под «деревней» — все мужчины),
Ей лестно чувствовать любовь со всех сторон,
Но для желаний всех она неуловима.
Она кокетлива и девственно-груба,
Такая ласковая по природе,
Она чувствительна и чувственна, но страсть
Ей подчиняется, а не она — порыву…
Утопленный душой
Мое одиночество полно безнадежности,
Не может быть выхода душе из него.
Томлюсь ожиданием несбыточной нежности,
Люблю подсознательно — не знаю кого.
Зову несмолкаемо далекую — близкую,
Быть может — телесную, быть может — мечту.
И в непогодь темную по лесу я рыскаю,
Свою невозможную ловя на лету.
Но что ж безнадежного в моем одиночестве?
Зачем промелькнувшая осталась чужой?
Есть правда печальная в старинном пророчестве:
«По душам тоскующий захлестнут душой».
И пост, и пир
Твои глаза, глаза лазурные,
Твои лазурные глаза,
Во мне вздымают чувства бурные,
Лазоревая стрекоза.
О, слышу я красноречивое
Твое молчанье, слышу я…
И тело у тебя — красивая
Тропическая чешуя.
И губы у тебя упругие,
Упруги губы у тебя…
Смотрю в смятеньи и испуге я
На них, глазами их дробя…
Ты вся, ты вся такая сборная:
Стрекозка, змейка и вампир.
Златая, алая, лазорная,
Вся — пост и вакханальный пир…
Ванг и Абианна
Ванг и Абианна, жертвы сладострастья,
Нежились телами до потери сил.
Звякали призывно у нее запястья,
Новых излияний взор ее просил.
Было так безумно. Было так забвенно.
В кровь кусались губы. Рот вмещался в рот.
Трепетали груди и межножье пенно.
Поцелуй головки — и наоборот.
Было так дурманно. Было так желанно.
Была плоть, как гейзер, пенясь, как майтранк.
В муках сладострастья млела Абианна,
И в ее желаньях был утоплен Ванг.
V. Змей укусы
Поэза для лакомок
Berrin, Gourmets, Rabon, Ballet,
Иванов, Кучкуров и Кестнер
Сияли в петербургской мгле —
Светил верхушечных чудесней…
Десертный хлеб и грезоторт
Как бы из свежей земляники —
Не этим ли Иванов горд,
Кондитер истинно-великий?…
А пьяновишни от Berrin?
Засахаренные каштаны?
Сначала — tout, а нынче — rien:
Чтоб левых драли все шайтаны!
Bonbons de violletres Gourmets,
Пирожные каштанов тертых —
Вкушать на яхтенной корме
Иль на bеаumоndе'овых курортах.
Мечтает Grace, кого мятеж
Загнал в кургауз Кисловодска:
«О, у Gourmets был boule de neige»,
Как мятно-сахарная клецка…
И Нелли к Кестнеру не раз
Купить «пастилок из малины»
Заехала: забыть ли вас?
Вы таяли, как трель Филины!
И ты прославлен, Кучкуров,
Возделыватель тортов «Мокка»!
Ах, не было без них пиров
От запада и до востока…
А Гессель? Рик? Rabon? Ballet?
О что за булочки и слойки!
Все это жило на земле.
А ныне все они — покойки!
Их культурность…
8
- Предыдущая
- 8 / 72
- Следующая